Фильм Гончарова и Ханжонкова «Оборона Севастополя»

Автор: Katerina Klado

Вспоминаю сейчас фильм Гончарова и Ханжонкова «Оборона Севастополя». Очень его люблю. Не потому, что мой прадед был участником именно этой обороны, это минувшее, о котором мне мало что известно.

Когда смотрела этот фильм впервые, сначала относилась иронично. Все же, 1911 год, немое кино, наивные выразительные средства, актеры с невероятным гримом, Мозжухин в роли адмирала Корнилова. Потом, правда, дежурная вгиковская ирония первокурсника куда-то растворилась. Действие захватило, каждая сцена стала вызывать живое сочувствие. Вот погибает Корнилов, вот солдатики танцуют «Барыню», вот детишки несут ядра, чтобы хоть как-то помочь, вот санитарка, вот весь народ участвует в страшном и благородном ратном труде. Трагическом и безнадежном. Но все равно, конечно, понимаешь: перед тобой батальное полотно, талантливая реконструкция, искусство, в котором хорошо виден раскрашенный задник сцены. Всегда можно выйти из театра.

И тут авторы фильма, с отвагою, делают неожиданное. Финальный эпизод картины — это не игра. Это документальные съемки, где настоящие участники обороны Севастополя, старики, выходят к неподвижной камере, снимают фуражки, уходят из кадра. Из кадра и из жизни. Это та самая уходящая натура, которая ушла навсегда, ее можно реконструировать в драматической игровой части фильма, но вот эти, живые, настоящие, люди знают что-то такое, что уже не реконструируешь, и это уйдет вместе с ними. Хотя в кадре они еще живы, прямо и с достоинством смотрят на нас, нынешних. Молча. И тут я начинаю плакать. Всегда, когда смотрю финал.

Казалось, этот эпизод мог бы разрушить обаяние игровой части фильма, но нет, он тем сильнее, чем большими были старания авторов передать подробности этой битвы с помощью тогдашнего искусства игрового кино. Старики подтверждают все предыдущее. Это было. И они есть. Пока еще есть, пока не превратились в гранитные памятники на Малаховом кургане, как многие из тех, кто воевал с ними рядом. Мы видим эти памятники (их нет на этом фрагменте в ютубе, он обрывается чуть раньше). Нам, спустя сто лет, остались только они. Никто из этих седовласых дедушек не расскажет нам, как все было на самом деле. Они посмотрели на нас и ушли. Воины прошлого, которые знали, за что воевали.
Сейчас все сложнее. А для кого-то проще. Я не делаю выводов о дне сегодняшнем, просто смотрю кино, смотрю на этих стариков и плачу о былом. Обо всем, когда-то живом.

В ролике на финальные кадры наложена бравурная музыка, но я выключаю звук, мне кажется, это надо смотреть в тишине, как я смотрела в первый раз, под треск кинопроектора. Вот русские старики, собрались все вместе, как на групповом фото. Встают и уходят по одному, пока перед нами не остается никого из них. Уже не осталось. В небытие все уходят поодиночке. «Оборона Севастополя». Другое название «Воскресший Севастополь». Великий фильм.

https://www.facebook.com/katerina.klados

А вот что пишет по поводу этого фильма Джон Шемякин

У любезной Katerina Klado увидел абсолютно потрясающий фрагмент ханжонковского фильма «Оборона Севастополя» 1911 года. За что ей огромное спасибо!

Посмотрите фрагментик этого фильма. В нём оставшиеся в живых к 1911 году солдаты и офицеры, матросы и старшины, воевавшие в Крыму на Восточной для англичан и французов и на Крымской для русских войне, общей для всех. Посмотрите на них.

Менее шестидесяти лет назад эти люди (я иногда злоупотребляю патетикой, но тут это необходимо), находясь в абсолютно невыносимых, в первую очередь, в психологически невыносимых, условиях, рвали друг друга бомбами, резали друг друга штыками, стреляли в упор и издали, бросались в рукопашные в траншеях, по колено в грязи, нечистотах и остатках предыдущей волны нападающих и защищающих.

Город проявил тогда силу духа, сходных образцов которого человечество дождалось только во Вторую Мировую войну. С другим врагом, но на этой же земле. И всякий раз в поле выходили простые мужчины и женщины, брали лопаты, тачки, сгребали землю, рыли землю, складывали землю в мешки, ворочали тачки, втыкали столбы и прутья, ровняли скосы. И вот из этой родной земли, обычной, не волшебной, не так чтобы щедрой да жирной, возводят такую крепость, такую цитадель, что и смотреть на неё невозможно, настолько она прозаична, корява и неприступна.

Я не буду говорить, что у русских половина армии в Севастополе каждый день, месяцами, посменно, стояла в траншеях в ожидании атак, уничтожаемая артиллерией союзников, а до окопов противника был бросок, измеряемый секундной стрелкой — не более трёх минут, что жизнь русского траншей-майора умещалась в восемь дней «дежурства» на позициях. Я не буду вспоминать, что город был оставлен, «предоставив неприятелю лишь окровавленные руины». И не скажу, что это была осада города. Осада — это про другое. Здесь под Севастополем было многомесячное, непрерывное Бородино. Враг был на расстоянии прямого броска в штыки. И не буду говорить, что именно под Севастополем при крайне печальных обстоятельствах чуть было не повстречались мои предки — один с одной стороны, а второй — со стороны другой. Так уж получилось, что один мой пра- чуть было не убил второго моего пра- И все шансы за то, что если бы мои пра повстречались, то я бы не родился вовсе. Не сидел бы тут, не отвлекал вас от важных дел.

Посмотрите на этих бодрых старцев. Кто-то хорохорится, кто-то строг, кто клюбается, кто хмурится, но никто не похлопал запанибратски пушку. Обходили пушки стороной. Старые ветхие люди помнят. Это их смерть-защитница стоит. Все они собрались в городе, который одни хотели уничтожить, а вторые хотели защитить. У этого города одни твёрдо полагали сокрушить восточную деспотию, заселённую рабами, а другие, не рассуждая так высоко, просто копали, стреляли, тушили, отбивали и защищали родной дом. Одни пели про свободу, про то, что никогда не станет рабом британец, что правит Британия морями, а бог хранит Королеву, а свободные граждане обязаны формировать батальоны против тирании повсеместно! А другие пели свои домотканные, запечные, зимние крестьянские песни и каждые день молились «Господи, помилуй», готовясь закрыть своими телами путь злым и непонятным людям, пришедшим бомбить, расстреливать, смрадить и взрывать. Обратите внимание на разницу в этих ветеранских лицах. Эта разница останется навсегда.

А ещё жалко, что в ряды русских героев-севастопольцев не встал Лев Николаевич. Он к тому времени умер, уговаривая всех, крича, что насилие, любое насилие — зло. Но я уверен, что по такому случаю он обязательно бы приехал, встал бы, когда очередь подошла, снял шляпу и поклонился в смешную камеру с вращающейся ручкой. Посмотрел бы нам в глаза.