Третий этап антибольшевистского крестьянского повстанчества на Урале

Автор: Вебер Михаил Игоревич

Третий этап антибольшевистского крестьянского повстанчества на Урале (июнь-июль 1919 г.) связан с попытками колчаковского военного командования организовать эффективное противодействие наступающей Красной армии, оперевшись на лояльное население некоторых уральских уездов.

Прекрасно помня о большом народном восстании против большевиков в Златоустовском и Красноуфимском уездах в 1918 г., военное руководство белых рассчитывало во время отступления с Урала снова организовать в этом районе масштабную партизанскую борьбу против красных.

В оперативном приказе № 02772 от 22 июня 1919 г. начальника Уральской группы войск Западной армии генерал-майора В.И.Волкова предлагалось: «6) партизанским отрядам крестьян Путинцева и Трапезникова, в тесной связи и опираясь на 6-ю Уральскую дивизию, подымать против красных сочувствующее нам население и вести деятельное наблюдение на местах и разъездами вести разведки между реками Нурза-Уфа-Салываш, войдя в связь с нашими войсками у Красного Яра и Бияза»^[82]. Через несколько дней в разговоре по прямому проводу сотрудник штаба Уральской группы войск отмечал, что «организуются партизанские отряды, имеются уже два, посланные офицеры для поднятия населения [находятся] в районе реки Юрезань, высылаются агенты»^[83].

Отдельные агенты были посланы к башкирам, проживающим в Уфимской губернии, для формирования из них летучих конно-партизанских отрядов. Очевидно, командование белых уже не рассчитывало на моральный подъем, поэтому снабдило агентов, посланных к башкирам крупными суммами денег для их подкупа. Такая тактика дала определенные результаты. В статье красного генштабиста С.М. Белицкого, лично участвовавшего в боях с колчаковцами на Златоустовском направлении, отмечалось, что во время Златоустовской операции связи между двумя колоннами 5-й армии, перешедшими Уральский горный хребет, «ни по фронту, ни в глубину не было и что штарм^[84] 5 регулирование голов колонн не смог провести в жизнь, ибо башкиры рвали скудную связь штабов дивизий со штармом»^[85].

Военное командование красных также осознавало риски, связанные с повстанческим движением в своем тылу, поэтому во время летнего наступленияна Урал предприняло ряд мер для закрепления тыла на отвоеванной у белых территории. В частности, в адрес штаба 3-й армии в июле 1919 г. штаб Восточного фронта отправил телеграмму, в которой предписывалось: «в Вятской и Пермской губерниях, как кулаческих, необходимо по мере продвижения армии вперед создавать в важных пунктах небольшие укрепленные районы (крепостцы) с крепкими гарнизонами всех родов войск из надежного элемента в целях пресечения в корне возможности [восстаний] в тылу. Сообщите ваши предположения по изложенному, а также какие гарнизоны и где должны быть сформированы. До высылки таких гарнизонных частей из [военных] округов необходимо все более важные пункты обеспечить распоряжением армии»^[86]. Подобная тактика контрпартизанской борьбы была весьма разумной, но в конкретных условиях лета 1919 г. данные меры предосторожности оказались излишними.

Факты свидетельствуют, что массового народного подъема, как в 1918 г., на Урале не получилось — ни Златоустовский, ни Красноуфимский уезды не стали летом 1919 г. центрами ожесточенной антибольшевистской партизанской борьбы против наступающей Красной Армии. Правда, в этих уездах колчаковцам удалось провести успешную мобилизацию. Но попытки организовать масштабное повстанческое движение провалились. В оперативной сводке Восточного фронта от 13 июля 1919 г. отмечалось, что в Красноуфимском уезде «при взятии завода Михайловского нам сдался партизанский отряд противника из рабочих завода в количестве 250 человек с винтовками»^[87].

Еще хуже для белых обстояли дела в других районах Урала: мобилизованные в армию крестьяне во время отступления через родные края массами разбегались по лесам. Так, после сдачи Перми колчаковская Пермская дивизия, большинство солдат которой составляли местные жители, почти в полном составе перешла к красным. В оперативных документах штаба 3-й армии были описаны обстоятельства этой массовой сдачи в плен: «днем 30 июня в штаб 263-го полка (30-й дивизии) явились делегатами от 63-го и 64-го полков 2 офицера, которые предложили сдать полки. После переговоров один из офицеров отправился в район Косотуриха, чтобы привести полки, другой остался в штабе 263-го полка. К вечеру 30 июня оба полка пришли в дер. Ключик (на Казанском тракте). Количество сдавшихся людей и материальной части не учтено, но по грубому подсчету зарегистрировано 1 командир полка^[88] (полковник был доставлен под арестом), 6 офицеров, 1000 солдат, 7 пулеметов, большое количество винтовок»^[89].

Через несколько дней, во время попытки контрнаступления белых на Кунгур, к красным добровольно перешли 3 полка 1 -й Сибирской дивизии 1-го Средне­Сибирского армейского корпуса. «6 июля на участке 1 -й бригады [29 дивизии] добровольно перешли 3 полка противника: 1 -й Новониколаевский, 2-й Барабинский и 4-й Енисейский, общее количество сдавшихся 1500 штыков, несколько офицеров^[90] при 2 орудиях… командный состав в большинстве перебит»^[91].

7-я Сибирская стрелковая дивизия белых, набранная из жителей Урала, при отступлении через родные края в буквальном смысле рассосалась по густым уральским лесам, чем не преминуло воспользоваться командование красных, бросив в кавалерийский рейд по Среднему Уралу конный отряд Томина^[92]. В оперативной сводке 3-й армии красных от 23 июля 1919 г. отмечалось, что по сведениям перебежчиков «в полках названной дивизии осталось по 2 роты полного состава, большинство командного состава разбежалось»^[93]. Этот случай не был единичным — фактически из всей Северной группы Сибирской армии на восток с Урала отступили только штабы и обозы, солдат же почти не осталось, лишь немногим частям удалось сохранить свой состав. В упоминавшейся выше оперативной сводке красных указывалось, что «2-я Сибирская дивизия отходит на Тюмень. В ротах 15-20 штыков. В войсках противника идет разложение, усиливающееся с каждым днем. Офицерство враждует с солдатами. Слово «товарищ» при обращении офицеров к солдатам стало обыденным явлением»^[94]. Поняв масштабы катастрофы, командующий Северной группы генерал-лейтенант Пепеляев заблаговременно бросил отступающие части и уехал в Тюмень, чтобы начать набор новых солдат.

Масштабы развала и деморализации колчаковской армии были потрясающими. 7 августа 1919 г. начальник Особого Северного экспедиционного отряда красных С.В. Мрачковский телеграфировал в штаб 3-й армии: «в Ирбитском уезде в районе действия моего отряда зарегистрировалось около 10 000 белогвардейцев, оставшихся на местах из бежавшей армии Колчака»^[95]. Как следствие, зацепиться за Урал и оказать большевикам серьезное сопротивление у белых не вышло. В 1918 г. белым, чтобы захватить Урал понадобилось полгода, красные же в 1919 г. заняли Урал всего за 4 недели.

О провале попытки белого командования навязать красным серьезную борьбу за Урал говорит и размер потерь наступающей Красной армии. Как отмечал Н.Е. Какурин, потери 5-ой советской армии за первую половину июля 1919 г., т. е. при занятии Златоустовского уезда, составили 24 человека убитыми, 139 — ранеными, 3 — пленными и 28 — пропавшими без вести^[96]. В целом же, по данным Б.Ц. Урланиса, четыре из пяти советских армий Восточного фронта за первую половину июля, т. е. в разгар боев за Урал, потеряли в общей сложности всего 138 человек убитыми и 664 — ранеными^[97]. Очевидно, что одной из главных, если не главной, причин провала белого дела на Урале стало изменение настроений гражданского населения, в первую очередь крестьянства.

Понять, почему изменилось отношение к белым уральских крестьян, помогает письмо полкового священника колчаковской армии Бориса Серебрякова, адресованное колчаковскому правительству:

«Я — Колчаковец и, если можно так выразиться, идейный Колчаковец. Но многие агенты этой власти вызывают у меня чувство брезгливости, омерзения. Я встречаю Златоустовских крестьян-беженцев: что стало с их семьями, они не знают, но они хорошо помнят, что перед отходом они были ограблены Сибирскими войсками, они ни на минуту не забывают, что их семьи остались без лошадей, коров, сбруи. Кто сейчас они — эти крестьяне [?] Они — большевики. Кто насадил большевизм в Златоустовском уезде? Коменданты с их нагайками. Кто увел лошадей, кто разграбил огороды и выкосил овсы [?] Наши же солдаты, призванные драться с грабителями большевиками. На днях, по приказанию Командира нашей части, солдаты украли 12 голов скота. Несколько раньше — 6 голов лошадей. О гусях, курах, поросятах не говорю»^[98].

Его наблюдательный взгляд подметил две основные причины озлобления крестьянства против колчаковской армии.

• Во-первых, это жестокость назначенных военными властями для управления прифронтовыми районами комендантов, широко применявших телесные наказания.
• Во-вторых, это массовый грабеж мирного населения Златоустовского уезда летом 1919 г. солдатами отступающей колчаковской армии при попустительстве или прямом участии офицеров.

Наблюдения священника Серебрякова можно экстраполировать на весь Урал: они подтверждаются данными многочисленных источников. Анализируя сообщения с мест, поступавшие в Екатеринбургский губком РКП (б) осенью 1919 г., можно выделить следующие причины, по которым крестьяне изменили свое отношение к белым в негативную сторону:

• земельная политика колчаковских властей и повышение налогов;
• грабежи крестьян отступающей колчаковской армией.

Особый интерес вызывает вторая причина — паническое отступление колчаковской армии и связанные с этим эксцессы. Несомненно, что протекай отступление в нормальной обстановке — его последствия не были бы такими значительными, но паника и деморализация в колчаковской армии были настолько сильны, что на Северном и Среднем Урале ее отступление превратилось в настоящее бегство. 19 июля 1919 г. военный министр в правительстве Колчака генерал-лейтенант А.П. Будберг записал в своем дневнике: «эвакуация перемешала все тылы; все многочисленные штабы и управления утекают на восток, потеряв связь со своими частями, и последние, особенно по части довольствия, брошены на произвол судьбы. Бывшая система снабжения (если только можно ее так назвать) рухнула, всякий оборот запасов прекратился, и войска перешли на существование за счет местных средств, причем во многих случаях происходит самый бесцеремонный грабеж»^[99].

По территории Красноуфимского уезда отступал 4-й Сибирский корпус Сибирской армии. 5 июля его командир генерал-майор П.П. Гривин констатировал:

«из поступившего донесения и частных жалоб усматриваю, что обозы при отступлении творят с населением оставляемых районов всяческие бесчинства, главным образом забирают самовольно честное имущество»^[100].

Гривин приказал расстреливать мародеров на месте, а командиров наиболее «отличившихся» 57-го Павлодарского и 58-го Акмолинского полков предать военно-полевому суду. Однако, даже такие решительные меры не помогли восстановить порядок в стремительно откатывающейся на восток колчаковской армии. Дезорганизация нарастала, а мародерством занимались не только солдаты, но и многие офицеры.

Особое недовольство крестьян вызывал увод белыми лошадей, остро необходимых крестьянскому хозяйству в разгар полевых работ. Между тем, лошадей отступающим колчаковцам нужно было очень много. Согласно воспоминаниям командующего 3-й колчаковской армией генерала К.В. Сахарова в обозе одного только 32-го Прикамского полка насчитывалось свыше 2 000 повозок^[101]. В масштабах же армии эта цифра возрастала на порядок. В результате крепкие хозяйства десятков тысяч уральских крестьян оказались экономически надломлены уводом лошадей отступающими белыми частями. Как отмечалось в докладе о деятельности за июль 1919 г. Крестьянского подотдела Политотдела 5-й советской армии, «каждый день [в] Крестьянский подотдел является масса крестьян, у которых лошади угнаны белыми, к сожалению, бывают случаи, [что и] взятые частями Красной армии. Например, в Юрюзанском районе Юрюзанского завода угнано белыми до 500 лошадей»^[102].

Белое командование предпринимало определенные усилия к сокращению обозов. Так, в приказе по Уральской группе войск № 03197 от 16 июля 1919 г. генерал-майор П.А. Иванов-Мумжиев предписывал своим подчиненным: «5) категорически требую под строжайшей ответственностью командиров полков приведения обозов в надлежащее состояние. Обозы в дивизиях достигли колоссальных, с ничем не сообразных размеров. Полки, насчитывавшие всего до 200-300 штыков, едоков имели до 1 500. Это обстоятельство более чем преступно»^[103]. Но все было тщетно: суровые приказы колчаковских генералов, попусту сотрясая воздух, оставались на бумаге, не в силах упорядочить хаос стихийного отступления на восток. 1 августа 1919 г. Иванов-Мумжиев был отстранен от командования, в т. ч. за неумение «привести войска и тыл группы в порядок»^[104].

Колонны отступающих частей колчаковской армии, облепленные бесконечными обозами, отягощенные толпами мирных беженцев, растянулись на десятки и сотни верст по уральским дорогам — и реквизировали, реквизировали, реквизировали. В мемуарах Управляющего делами колчаковского правительства

Г.К. Гинса отмечалось: «забывая, что война ведется на русской земле и с русскими людьми, военоначальники, пользуясь своими исключительными правами, подвергали население непосильным тяготам. Я ездил на Урал, проезжал плодородные и богатые районы Шадринского и Камышловского уездов. Местное начальство уверяло меня, что население живет спокойно, ни в чем не нуждается, довольно властью и порядком. Но вот отступавшие войска докатились до этих районов. Что сталось с населением, почему стало оно большевистски настроенным? Почему не защищалось всеми силами против нашествия красных? Вспомним приказы Главнокомандующего [фронтом генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса] о поголовной мобилизации всех мужчин, представим себе картину отступления, когда в одном Шадринском уезде было отобрано у крестьян около 5 000 лошадей и повозок — и мы поймем, что никто не “обольшевичился”, но все крестьяне проклинали власть, которая причинила им столько бедствий. “Пусть лучше будут большевики”»^[105].

Установившаяся на Урале советская власть учла многие ошибки, допущенные в 1918 г. и вызвавшие подъем антибольшевистского повстанчества. Поэтому вторая половина 1919 г. прошла на Урале относительно спокойно — без крупных крестьянских восстаний. В последующие годы на Урале происходили отдельные вспышки крестьянского недовольства, но они уже не могли повлиять на исход Гражданской войны, которая закончилась убедительной победой красных.

^[82] РГВА. Ф. 40 022. Оп. 1. Д. 6. Л. 107-109.

^[83] Там же. Л. 132.

^[84] Т. е. штаб армии.

^[85] См.: Белицкий С.М. Златоустовская операция (стратегический очерк) // Сб. трудов Военно-научного общества при Военной академии РККА. Кн. 4. М.,1923. С. 5-35.

^[86] ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 405. Л. 16.

^[87] Там же. Л. 108.

^[88] В плен был взят командир 63 -го Добрянского полка полковник Чубинский.

^[89] ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 405. Л. 8.

^[90] Всего сдалось 12 офицеров и 1580 солдат.

^[91] ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 405. Л. 60-61.

^[92] См.: Евсеев Н. Конница в разгроме белых на Урале в 1919 г. М., 1934.

^[93] ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 405. Л. 153.

^[94] Там же.

^[95] ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 54. Л. 70.

^[96] Какурин Н.Е. Как сражалась революция. В 2 т. Т. 2. М., 1991. С. 249.

^[97] Урланис Б.Ц. Войны и народонаселение Европы: Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII-XX вв. (историко-статистическое исследование). М, 1960. С. 183.

^[98] ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 15. Д. 25. Л. 15.

^[99] Будберг А.П. Дневник белогвардейца. М, 2001. С. 179.

^[100] РГВА. Ф. 40 001. Оп. 1. Д. 7. Л. 185-186.

^[101] Сахаров К.В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918-1920 гг.). Мюнхен, 1923. С. 111.

^[102] ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 370. Л. 52.

^[103] РГВА. Ф. 40 022. Оп. 1. Д. 2. Л. 41-42.

^[104] РГВА. Ф. 39 483. Оп. 1. Д. 24. Л. 65.

^[105] Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. 1918-1920 гг. (впечатления и мысли члена Омского правительства). В 2 т. Т. 2. Пекин, 1921. С. 307.