Ура, в деревню!

Автор: Мешавкина О.Е.

«Биографические данные никак не раскрывают человеческой души. Отступить от их сухости есть долг потомков. Картинка из жизни порой скажет нам больше, чем самый пространный трактат из жизненных дат.

Поездка в деревню была интересна сама по себе. Вокзал, салон скоростной электрички для ребенка из маленького городка уже приключение. Его всегда ждали, к нему готовились. Не лень было вставать затемно, идти на вокзал через полгорода. Ждать в многолюдном зале посадки тоже не тяготило. Тем более ездили в деревню как правило летом в сезон сенокоса, помочь старикам с уборкой сена. А значит погода за окнами вагона сияла прекрасная. Солнце, зелень деревьев, пробегали мимо веселя и настраивая на лучшее. Однако, все дорожные впечатления были пронизаны ожиданием самого главного приключения – жизни в деревне! Мы едем в деревню! В этой фразе заключалось море счастья и сладкого предвкушения волшебства. Оно начиналось с самого входа в большой старинный бабушкин дом, построенный ещё в прошлом тогда веке. Деревянные ворота, окрашенные временем доски, гладкая от тысяч прикосновений палка-запор. Подёрнутые зеленью мха по углам доски, мостившие двор, шли ровным уклоном от самого крыльца, массивного с широкими ступенями сглаженными ещё прадедами и прапрадедами нашими.

Для пятилетнего ребенка этот двор был целым миром, наполненным множеством уголков неизведанного и загадочного.

Клеть

Их было две. Верхняя и нижняя. В нижней зимой держали корову и другой крупный скот. В верхней летом жили сами. Когда семьи были большими, простора в домах не хватало. Да и русская печь топилась каждый день. Готовили только в ней. Жара и гнала всех спать на улицу. На печи хорошо зимой, а летом на воздух! Отдохнуть от дневного зноя. В крестьянском доме ничего не выбрасывалось. И верхняя клеть была полна старинных вещей, иконы с осыпавшейся краской, отжившие часы, кованная кровать, треснутые крынки, шкафы со старой посудой, керосиновая лампа с закопченным стеклом, березовые туески, вышедшая из моды одежда и сотни мелких вещиц, пригодных для игр если тебе не занимать воображения. Вдвоем с сестрой мы днями напролет исследовали этот мир, оживляя в воображении слышанные вечерами от бабушки сказки.

Большой черно-пестрый зверь – корова, рассматривался нами только через редкие доски огромной скрипучей двери с веревочной петлей вместо запора. Днем, когда коровы не было в стойле дверь эта служила нам каруселью. Раздосадованный дедушка за расшатывание дверных петель гонял нас беззлобно витиеватыми ругательствами. Мы убегали в огород через маленькую дверку с длинной блестящей цепью, звеневшей вслед. Дверной проём в бревенчатой стене был таким низким, что пройти не наклоняясь даже ребенку в него было невозможно. Бывало и стукнешься лбом с разбега о притолоку, потом обежав двор, всё равно мы прокрадывались в другую дверь и возобновляли свои проказы.

Особым праздником было, когда дедушка сооружал качели! Длинная доска крепилась вожжами на балку сарая. Летать на ней было чистым восторгом. Вспоминались все песни, изобретались соревнования. Достать до сарая и ударить с размаха вызывая дождь сенной трухи на голову… И очередной выговор от бабашки или дедушки за мусор на дворе!

Спать ложились затемно, напившись парного молока с шаньгами из русской печки. Но радости на этом не кончались. В центральной комнате, при лампочке Ильича (лампочка на длинном шнуре без всякого намёка на абажур) дедушка читал газету, а в полутёмной спальне с расписными коврами на стенах, громко тикавшими настенными часами, с тяжёлыми гирями на цепочках для завода, оживали истории. Сказки. Поучительные с тягучими распевами многократно и старательно повторяемыми бабушкиным голосом.

Сказки Бабы Нюры

Сказки бабушки Нюры это особая, отдельная история. Со своими героями, весьма отличавшимися от прописных. И суть их отличия была даже не в том, что Снегурочку в бабушкиных сказках звали Нюрочка-Снегурочка. Самыми интересными сказками были те, что сказками вовсе не именовались. Рассказывались как быль и оттого притягивали слух. Захватывали одновременно невероятностью и правдоподобием. О них стоит упомянуть подробнее. Рассказать их так, как они звучали из бабушкиных уст, от первого лица.

Пошли мы раз с девчонками по горох. Поле было далеко, за деревней. День стоял жаркий. Насобирали дивно. Пора и домой. Да Манька говорит:

«Давай ещё пощиплем, смотри какой горох крупный!»

Пошли мы вдоль леса, вроде и к дому, а вроде и назад. Идём, щиплем, песни поём. И вдруг на опушке мужик, высокий. Издали мы не поняли какой большой. Стал подходить ближе, всё выше и выше… Испугались мы и бежать! Да разве от такого убежишь! Два шага шагнул и рядом. Выше сосен, что на поле росли. Упали мы в горох и лежим, пошевелиться боимся. А когда осмелели, подняли головы, а он два шага – и за лесом! То ли видели, то ли нет! Кто же это был? Гадали мы с девчонками меж собой. Старшая из нас и вспомнила, говорит:

«Это же Афоня-выше-лесу!»

Вот так мы с ним повстречались.

«А ты баба и домового видела?» — спрашивали тогда мы.

«Видела, конечно,» -отвечала нам бабушка.

Маленькая ещё была. Зимой скотину стряпать шли темно ещё было. Зашли к коням.  Я фонарь подняла, а он, домовой сидит на шее нашего Сивка и косы ему плетёт. Маленький, как кошка и голый весь без шерсти. Так бывало утром конь уставший, так говорят Домовой мучил. Если обидели чем хозяева домового своего, он придёт ночью к скотине какой и спать ей не даёт. Конь мокрый, усталый утром, корова молока не даст. Тогда надо соседушку подарить. Положить в укромный уголок какое-нибудь лакомство и сказать:

«Соседушко-братанушко, люби мою скотинушку, пой корми, на чисто место спать клади».

И будет с вашей скотинкой всё хорошо. Когда домовой в семье не одно поколение живёт, в старых, родовых домах такое было. То хозяевам и забот меньше. Корову стельную ночами и проведывать не ходили. Придёт хозяин поутру, коль срок был, телёночек сухой, сытенькой, спит подле мамки. Вот так-то было!

А уезжала семья из дому обязательно домового брали с собой. Ставили на ночь под печку лапоть и приговаривали:

«Вот тебе, домовой, сани поезжай с нами!»

Приедут в новый дом, могло быть свой, прежний домовой того дома остался. Может хозяева умерли, может уезжали, позабыли забрать. И начинаются меж домовыми перебранки, ссоры всякие. На вышке ночами постукивает, вещи пропадают, двери скрипят… Безобразничают домовые значит. Тут уж без священника не обойтись. Святили дом и мир и лад возвращались в него.

«А лешего ты, бабушка, видела?»

«Ну, видеть не видела, а встречалась.»

Лето. Пошли за грибами. В лес ходили часто. Места знали хорошо. Блудили редко. А тут идем, не идем. Устали, присели отдохнуть. И рассудили, что были недавно на этой поляне! Поспешили и отдыхать не стали. Этак солнце сядет и домой не успеем! Мы бежать, а к дому не идем. Опять та же поляна! Стали думать, вспоминать, как старики учили. И вспомнили, чтоб лешего обмануть, разрушить его наветы, надо одежду на изнанку переодеть! Стали мы платья стягивать да на изнанку выворачивать. Лапти с левой ноги на правую перевязывать. Не успели сойти с места, слышим хохот и громкий, и страшный.

«Ага! Догадались чего делать то надо!!! Ха-Ха-Ха!!!»

Как домой прибежали и не помним.

Кто же теперь скажет, было сказанное бабой Нюрой правдой или нет? Да только одно знаю точно – скучно было бы детство без красок волшебства, что украшало его бабушкиными устами в полутемной спаленке маленького старинного дома в уральском селе Накоряково».

Из воспоминаний внучки Ануфриевой (Мешавкиной) О.Е.